Никита
Скрип пружины, Никита не спал,
Он прятал улики под матрас, прятал синяки от назойливых глаз.
Публики за стенами клиники, больничные пленники,
Боятся Бога и молний.
Все в серых робах, больные десна,
Бледные впалые щеки плюс старая зубная щетка.
Еще решетки на тех окнах были.
В белых простынях завернуты, словно в коконах.
В коридорах гудели ртутные лампы, смех, стон, эхо между палатами.
Замерзали атомы, не хватало тепла.
Не плачь, тише, а то услышат
Врач сказал, что во всем виноваты гены.
Ночью взгляды царапали голые стены.
Демоны, духи всех мастей тянули руки.
Сухие ветви бросали тени на постели.
Сквозь пыльные окна больниц я видел страх, я видел ненависть в лицах.
Медсестричка, сестрица, скажи где мне взять спичек и чем здесь нас пичкают?
Мне надоело видеть черно-белые сны, раньше, как-то помню - были они цветными.
Скажи как снять проклятье,
Где растут цветы и где найти той пыли.
Подвесные потолки, где браслеты, куда пропал сератанин минувшим летом.
Такие тонкие руки Никиты, шрам на виске, глаза прикрыты.
Чуть видно, боли больше не надо, я умоляю, падрэ,
Я умоляю друзей оставить меня.
Ведь вы же видите - я не могу узнать верных псов, обнять не хватит рук моих.
Он резал веки, палил брови, чем-то царапал вены, был готов к смерти.
Женские руки твердили про холодный взгляд, но кровь из глаз дарила тепло,
Тогда как, они могли посметь тайком говорить?
Мой малыш, как я мог с этим жить?
Никиту пугали зрачки уже второй март.
Справа Платон, слева кричал Декарт.
Не трогай щеки, с*ка, твои слова лишь пепел,
Ты при дворе, а значит вряд ли друг
Мне не стоит менять буквы местами.
Ведь он терял силы такими долгими днями.
За стенами клиники февраль курил на ветру,
Антон был первым, переступившим черту -
Первый больничный пленник, переступивший страх смерти.
Подвесные потолки, где браслеты, куда пропал сератанин минувшим летом.
Такие тонкие руки Никиты, шрам на виске, глаза прикрыты.
Чуть видно, боли больше не надо, я умоляю, падрэ,
Я умоляю друзей оставить меня.
Ведь вы же видите - я не могу узнать верных псов, обнять не хватит рук моих.
Подвесные потолки, где браслеты, куда пропал сератанин минувшим летом.
Такие тонкие руки Никиты, шрам на виске, глаза прикрыты.
Чуть видно, боли больше не надо, я умоляю, падрэ,
Я умоляю друзей оставить меня.
Ведь вы же видите - я не могу узнать верных псов, обнять не хватит рук моих.
Подвесные потолки, где браслеты, куда пропал сератанин минувшим летом.
Такие тонкие руки Никиты, шрам на виске, глаза прикрыты.
Чуть видно, боли больше не надо, я умоляю, падрэ,
Я умоляю друзей оставить меня.
Ведь вы же видите - я не могу узнать верных псов, обнять не хватит рук моих.
Подвесные потолки, где браслеты, куда пропал сератанин минувшим летом.
Такие тонкие руки Никиты, шрам на виске, глаза прикрыты.
Чуть видно, боли больше не надо, я умоляю, падрэ,
Я умоляю друзей оставить меня.
Ведь вы же видите - я не могу узнать верных псов, обнять не хватит рук моих.